Еще пару десятилетий назад искусство нательной живописи в наших широтах было привилегией избранных. Чтобы обзавестись портретом Ленина на груди или перстнем на пальце, нужно было пройти строгий отбор, сдать экзамен по «понятиям» и отбыть квалификационный стаж в цугундере. Сегодня же тату-салоны растут, как грибы после дождя, а тело превратилось в холст для любого, у кого есть деньги и хоть капля безрассудства.
Смена вышки: от наколки до арт-объекта
В эпоху развитого социализма татуировка была не украшением, а документом, паспортом и криминальной летописью одновременно. По количеству куполов на соборах можно было определить срок отсидки, а по пиковому тузу — род занятий владельца. Это был суровый нон-фикшн на собственной шкуре.
«Раньше каждая точка, каждый штрих имели значение, — рассказывает бывалый товарищ Сидорович, попросивший не называть его имя. — Сейчас смотришь на какого-нибудь офисного менеджера, а у него на всей спине — японский дракон. И что это значит? Что он любит суши? В наше время за такой «документ» могли и по шапке надавать».
Демократизация беспредела
С распадом СССР и постепенной утратой актуальности «воровских понятий» татуировки совершили побег из зоны прямиком в массы. Теперь это не признак социального дна, а маркер креативности, бунтарского духа и абсолютной неубиваемости печени по выходным.
«Люди тянутся к искусству, — с придыханием объясняет тату-мастер Алиса из салона «Игла и радуга». — Они хотят не просто «забить рукав», а вложить в эскиз личную историю. Ну, знаете, метафора поиска себя в виде лисы с крыльями или надпись на санскрите «все проходит». Очень глубоко».
Таким образом, за несколько лет нательная живопись проделала путь от уголовного кода до абстрактного импрессионизма. И если раньше по татуировке можно было прочитать биографию человека, то сегодня — лишь его ленту в соцсети.
Что ж, прогресс налицо. Тело, бывшее когда-то ходячей автобиографией, превратилось в художественную галерею, где каждый может стать и творцом, и выставочным экспонатом. Главное — чтобы сюжет нового шедевра случайно не напомнил о «славном» прошлом этого искусства какому-нибудь ценителю старых традиций в общественной бане.